Черный меч царя Кощея - Страница 11

— От чаю не откажусь, коли сама Ягуленька попотчует, — не чинясь, объявил Кашкин, ухмыльнулся в бороду и подмигнул бабке столь откровенно, что ревнивый азербайджанский домовой едва ли не до пояса высунулся из-за печки. — Вот бумага государева. Вслух прочесть али сами грамотные?

— Могу на спор, не заглядывая, угадать, что там написано, — предложил я.

— Вот и чаёк вам подоспел, гостюшка дорогой, — подсуетилась Яга, краснея, как девчонка.

— Из твоих белых ручек и уксус медовым покажется. А ежели ещё и ложечку варенья добавишь? Вон того, красного, как уста твои сахарные…

Моя домохозяйка глупо захихикала, быстренько обложив боярина со всех сторон всеми видами варенья сразу. Даже кизиловое на стол поставила, хотя Назим из-под лавки вцепился в крынку и не отдавал нипочем. Ладно, в конце концов, это их личное дело…

— Уверен, что в указе написано примерно следующее: пусть опергруппа срочно разыщет царицу Лидию Адольфину, приведёт на почестен суд Змея Горыныча, войска не дадим, злата-серебра самим мало, а не сможет сыскной воевода своими силами справиться, так в кандалы его и на плаху!

— Молодца, угадал, — кивнул Кашкин, одновременно аплодируя мне и подмигивая бабке.

— Сроку на всё про всё неделя?

— Три дня.

— Облом. А я-то надеялся…

— Ты ещё государю спасибо скажи, что он тебя от допроса с пристрастием спас, — весомо протянул наш гость, дуя на чай. — Подлец Бодров с подпевалами такой хай подняли, хоть всех святых выноси! Дескать, как могли государыню похитить, ежели милиция в тот момент при дворе была? Что ж не спасла, не защитила, не предотвратила преступление супротив царя-батюшки?

— Понятно. То есть то, что он рядом со мной стоял, в расчёт не берётся. Горох никогда ни в чём не виноват?!

— Светлая твоя голова, Никита Иванович, — тепло улыбнулся мне старый боярин и, отставив чашку, встал из-за стола. — За хлеб-соль благодарствую! Пойду-ка, пожалуй, по ветерку.

— Уже? — капризно надула губки Яга.

— Ничего, бог даст, красавица, и ты в мой терем заглянешь, дашь мне, убогому, тебя в ответ сладким пряничком угостить.

— Она пахлаву любит, э?! — ревниво раздалось из-под печки, но боюсь, что мнение маленького гордого домового уже никем в расчёт не бралось. Похоже, моя скромная домохозяйка решила на старости лет менять кавалеров, как перчатки.

— Бабуль, что это было?

— Ты об чём, Никитушка? — закрывая за гостем дверь, опустила глазки Баба-яга.

— Да вы же сейчас тут напропалую кокетничали с боярином Кашкиным!

— Ой, да будет тебе… Напридумаешь ещё глупости какие, в мои-то годы…

— Угу. Назима спросим, он свидетель?

— А ну вас обоих. — Бабка фыркнула, задрала нос и с видом оскорблённой невинности удалилась к себе в комнату.

— Надеюсь, вы ненадолго? — громко спросил я. — Вообще-то нам дали всего три дня сроку. А потом казнить нас, как мне кажется, будут всех. Или по одному в день, растягивая удовольствие, нет?

— Придумала я, старая, как твоему горю помочь. — Из горницы практически сразу же вышла глава нашего экспертного отдела с большущей антикварной книгой в руках. — Тут, главное дело, правильно вопросы задавать и верный ответ угадывать. Давай-ка Митеньку зови, у него сердце отходчивое, душа чистая, а ежели его каким тяжёлым заклятием в ответ пришибёт, дык его и не так жалко, верно?

Я повёл плечами и кивнул. В вопросах колдовства нашей Бабе-яге равных нет. Эпический персонаж! Куда там чахлым, мокрым Ктулху…

Митя заявился по первому же зову, поперёк щеки у него алели две свежих царапины — следы ногтей (когтей? Тоже не удивлюсь…) драчливого дьяка Груздева. Кстати, не забыть бы потом уточнить у стрельцов, куда его вышибло с нашей дверью. Далеко ли долетел, не имеет ли претензий? Дверь бы вернуть, это ж служебное имущество.

Охнувшая Яга первым делом продезинфицировала раны нашего младшего сотрудника какой-то вонючей жидкостью из пузырёчка с надписью «Яд» и, отмахнувшись от моего взгляда, спешно усадила нас за стол. Меня во главе, Митю слева, сама села справа, а посерединке поставила здоровенное медное блюдо.

— Ну, теперича всё от вас зависит, товарищи боевые, — значимо, с нажимом на патриотизм, начала бабка. — Я слова чародейские нараспев читать буду да на блюдо вещи разные бросать, а вы, коли чего увидите, дык запоминайте, но руками не лазьте — шибанёт ещё… Сейчас всё принесу.

— А чего увидим-то, бабуленька? — заинтересованно вытянул шею Митька. — Надо ж загодя знать, к чему систему нервную готовить. А то ежели девок пляшущих, с чудесами какими соблазнительными, дак Никите Ивановичу нельзя, он человек женатый.

— Можно, — опроверг я. — Если по службе, то всё можно.

— Угу, как меня костерить за то, что дочку купца Поминкина из горящего сараю на своём горбу вынес, так, значит, и не по службе вроде?!

— Митя, — чуть повысил голос я, потому что ситуация там действительно была двусмысленная. — Во-первых, она сама этот сарай и подожгла. От несчастной любви. Да, дура, согласен! Во-вторых, то, что ты её в одной рубашке из пламени вынес, — молодец, хвалю за усердие! Но какого лешего без протокола ты ей начал при всём народе искусственное дыхание делать?!

— Ошибся чуток… думал, как утопшей надо…

— А на грудь зачем давил?

— Вы сами рассказывали, непрямой массаж сердца…

— Митя, ты ей грудную клетку чуть не сломал!

— Переборщил слегонца…

— А она глаза открыла, тебя увидала и ещё вчера заявление подала — дескать, перевлюбилась без памяти, и, ежели я ей тебя не выдам, она уже избу подожжёт!